Как гласят старинные хроники... Давным-давно - тысячу сто лет тому назад -
жил в Дании, на острове Зеландия, могущественный вождь. Звали его Рагнар. А ещё
носил он прозвище - Лодброк, то есть «Кожаные Штаны».
Не было такого моря, где бы ни носились его страшные полосатые паруса. Это
он, поднявшись по реке Сене, в 845 году взял и дочиста разграбил Париж. А на
обратном пути к морю разметал, как песок, две армии французского короля Карла.
Это он немного погодя покорил на севере Англии королевство Норсхамбрию. Это он
ещё через несколько лет совершил поход в русские земли, но потерял там сына и
сам едва не сложил головы...
В 867 году Рагнар Кожаные Штаны отправился в Ирландию. Поначалу этот поход
складывался удачно, но для Лодброка он оказался последним. Старый викинг был
пленён своим злейшим врагом, норсхамбрийским королём Эллой, и в цепях привезён
в его столицу - город Йорк, который тогда назвался Эофорвиком...
1. Лодброк
Отчего бы и не припомнить теперь, что мне снилось там, в Ирландии? Это,
конечно, легче всего - искать в прошлом предостережения, которым в своё время
не внял. Ведь всякий сон, говорят, сбывается так, как его истолкуют.
Ладгерд получит весть о моей судьбе и посмеется. О, она посмеется, моя
Ладгерд, мать моего старшего сына, - Лодброк умер в оковах, обманом захваченный
в плен!.. Рагнар, Рагнар, скажет она. А ведь тебя называли прозорливым и
мудрым. Как же это ты не распознал вражеских воинов в слугах, подносивших
пиво?..
Дорого я дал бы за то, чтобы вызнать - кто же всё-таки продал меня
англам... Много зим длилась моя жизнь, и не ко всем бывал я справедлив, и ей,
моей Ладгерд, выпало понять это раньше других. Уж не она ли отомстила мне за
давнюю обиду?
Ладгерд... Нет, она била в спину только тогда, когда враг пускался от неё
наутек, не смея повернуться лицом. Я-то это знаю, я же видел ее, мою Ладгерд, с
копьём в руках, на носу боевого корабля. Она не изменила себе и в тот день,
когда мы с ней смотрели друг другу в глаза и оба знали, что эта встреча
последняя. Ты, усмехнулась она, ни дать ни взять Сигурд-змееборец. Ты так же,
как он, забываешь любимую ради другой. Вот только Сигурду помутило разум питьё,
настоянное на злом колдовстве. А тебя, мой конунг, и околдовывать не
понадобилось.
А я ей ответил... должно быть, я делаюсь стар, если не могу не то что
придумать ответ, но даже и вспомнить сказанное однажды! Я ей ответил: если я -
Сигурд, стало быть, мне надо ждать скорой смерти? Которой ты, моя Ладгерд,
непременно добьешься? И ещё я сказал, что, пожалуй, не стану бегать от подобной
судьбы, если только она, Ладгерд, поклянется умереть на моей могиле. Они у меня
всегда были остры одинаково - оружие и язык.
Но за ней тоже ни разу ещё не пропадало, будь то меткий удар или
беспощадное слово. А что, спросила она, уж не испугался ли ты, мой конунг?
Испугался? Я, Лодброк?..
Впрочем, тогда я ещё не успел стать тем, кто я ныне. И прозвища не носил.
Но и тогда никто не оскорблял меня безнаказанно. На неё одну я никогда не
замахнулся бы - на мою Ладгерд, и она это знала. Если я когда-нибудь буду нужна
тебе, Рагнар конунг, сказала она. Я или мои воины. Ты только позови.
Я не позвал её обратно. Ни тогда, ни потом. А теперь даже у Фрйдлейва,
нашего сына, блестит в усах седина, и люди называют его разумным. Хорошо иметь
сына, который о многом судит так верно. Это даже приятнее, чем никогда не
ошибаться самому.
Он был уже взрослым мужем, когда я полюбил в последний раз. Фридлейв
говорил, что Убе, мой младший, ненавидел меня из-за безродной матери, которую я
ему дал. А мать чтил за то, что она сделала его сыном Лодброка.
Уж не его ли люди были там, в Ирландии, подле меня?..
2. Король Элла
Всю жизнь я ждал этого дня. Все девятнадцать лет. Каждый вечер я ложился
спать с мыслью о Рагнаре Лодброке, и он снился мне по ночам. Он заносил надо
мной свой топор, а я не мог пошевелиться. Сколько помню себя, столько же и этот
сон. Всегда один и тот же. Я просыпался в холодном поту и лежал с открытыми
глазами, обдумывая месть. Потом засыпал вновь и гнался за ним по чёрному
ночному болоту, и оно расступалось у меня под ногами. А Лодброк смеялся и
ускользал от меня, пропадая в тумане.
Я скрывался, я нищенствовал на дорогах страны, принадлежавшей мне по праву
рождения, и люди, которые должны были бы сдёргивать передо мной свои драные
шапки, из милости давали кров мне, королю, и позволяли съесть корочку хлеба,
испечённого под перевернутым котлом!
&nb
|
