ГАМБУРГ, 1959 г.
Остановив машину у заправочной станции, перед которой
был расчищен снег, Клерфэ посигналил. Над телефонными столбами
каркали вороны, а в маленькой мастерской позади заправочной
станции кто-то стучал по жести. Но вот стук прекратился, и
оттуда вышел паренек лет шестнадцати в красном свитере и в
очках со стальной оправой.
-- Заправь бак, -- сказал Клерфэ, вылезая из машины.
-- Высший сорт?
-- Да. Где здесь можно поесть?
Большим пальцем парнишка показал через дорогу.
-- Там, в гостинице. Сегодня у них на обед были свиные ножки
с кислой капустой.
x x x
Столовая в гостинице не проветривалась, пахло старым пивом и
долгой зимой. Клерфэ заказал мясо по-швейцарски, порцию
вашеронского сыра и графин белого эгля; он попросил подать еду
на террасу. Было не очень холодно. Небо казалось огромным и
синим, как цветы горчанки.
-- Не окатить ли вашу машину из шланга? -- крикнул паренек с
заправочной станции. -- Видит бог, старуха в этом нуждается.
-- Нет, протри только ветровое стекло.
Машину не мыли уже много дней, и это было сразу заметно.
После ливня крылья и капот, покрывшиеся на побережье в
Сен-Рафаэле красной пылью, стали походить на разрисованную
ткань. На дорогах Шампани кузов машины залепило известковыми
брызгами от луж и грязью, которую разбрасывали задние колеса
многочисленных грузовиков, когда их обгоняли.
Что меня сюда привело? -- подумал Клерфэ. -- Кататься на
лыжах, пожалуй, уже поздновато. Значит, сострадание?
Сострадание -- плохой спутник, но еще хуже, когда оно
становится целью путешествия.
Он встал.
-- Это километры? -- спросил паренек в красном свитере,
указывая на спидометр.
-- Нет, мили.
Паренек свистнул.
-- Как это вас занесло в Альпы? Почему вы со своим рысаком
не на автостраде?
Клерфэ посмотрел на него. Он увидел блестящие стекла очков,
вздернутый нос, прыщи, оттопыренные уши -- существо, только что
сменившее меланхолию детства на все ошибки полувзрослого
состояния.
-- Не всегда поступаешь правильно, сын мой. Даже если сам
сознаешь. Но именно в этом иногда заключается прелесть жизни.
Понятно?
-- Нет, -- ответил паренек, сморщив нос.
-- Как тебя зовут?
-- Геринг.
-- Что?
-- Геринг.
Юноша осклабился, переднего зуба не хватало.
-- Но по имени Губерт.
-- Родственник того...
-- Нет, -- прервал его Губерт, -- мы базельские Геринги.
Если бы я был из тех, мне не пришлось бы качать бензин. Мы
получали бы жирную пенсию.
Клерфэ испытующе посмотрел на него.
-- Странный сегодня день, -- сказал он, помедлив. -- Вот уж
не ожидал встретить такого, как ты. Желаю тебе успеха в жизни,
сын мой. Ты меня поразил.
-- А вы меня нет. Вы ведь гонщик, правда?
-- Откуда ты знаешь?
Губерт Геринг показал на почти стертый номер, который
виднелся из-под грязи на радиаторе.
-- А ты, оказывается, еще и мыслитель! -- Клерфэ сел в
машину. -- Может, тебя лучше заблаговременно упрятать в тюрьму,
чтобы избавить человечество от нового несчастья. Когда ты
станешь премьер-министром, будет уже поздно.
Он включил мотор.
-- Вы забыли уплатить, -- заявил Губерт. -- С вас сорок две
монетки.
-- Монетки! -- Клерфэ отдал ему деньги. -- Это меня отчасти
успокаивает, Губерт, -- сказал он. -- В стране, где деньгам
дают ласкательные имена, никогда не будет фашизма.
x x x
Машина быстро взобралась на гору, и вдруг перед Клерфэ
открылась долина, расплывчато-синяя в сумеречном свете, с
разбросанными тут и там деревенскими домишками, со зданиями
отелей, белыми крышами, покосившейся церковью, катками и
первыми огоньками в окнах.
Клерфэ поехал вниз по извилистому шоссе, но вскоре
обнаружил, что со свечами неладно. Прислушиваясь, Клерфэ
заставил мотор несколько раз взреветь. Забросало маслом, --
подумал он
|
