Солдаты, возвращенные отчизне,
Хотят найти дорогу к новой жизни
ВСТУПЛЕНИЕ
Остатки второго взвода лежат в расстрелянном окопе за линией огня и не
то спят, не то бодрствуют.
- Вот так чудные снаряды! - говорит Юпп.
- А что такое? - спрашивает Фердинанд Козоле, приподнимаясь.
- Да ты послушай, - откликается Юпп.
Козоле прикладывает ладонь к уху. И все мы вслушиваемся в ночь. Но
ничего, кроме глухого гула артиллерийского огня и тонкого посвиста
снарядов, не слышно. Только справа доносится трескотня пулеметов да время
от времени - одиночный крик. Но нам все это давным-давно знакомо, и не
из-за чего тут рот разевать.
Козоле скептически смотрит на Юппа.
- Сейчас-то вот не слышно, - смущенно оправдывается тот.
Козоле снова критически оглядывает его, но так как на Юппа это не
действует, он отворачивается и брюзжит:
- В брюхе у тебя урчит от голода - вот твои снаряды. Всхрапнул бы,
больше б толку было.
Он сбивает себе из земли нечто вроде изголовья и осторожно укладывается
так, чтобы ноги не соскользнули в воду.
- Эх, черт, а дома-то жена и двуспальная кровать, - бормочет он уже
сквозь сон.
- Кто-нибудь, верно, лежит там рядышком, - изрекает Юпп из своего угла.
Козоле открывает один глаз и бросает на Юппа пронзительный взгляд.
Похоже, что он собирается встать. Но он только рычит:
- Не посоветовал бы я ей, сыч ты рейнский!
И тотчас же раздается его храп.
Юпп знаком подзывает меня к себе. Я перелезаю через сапог Адольфа Бетке
и подсаживаюсь к Юппу.
Опасливо взглянув на храпящего, он говорит с ехидством:
- У таких, как он, ни малейшего представления об образованности, уверяю
тебя.
До войны Юпп служил в Кельне письмоводителем у какого-то адвоката. И
хоть он уже три года солдат, но все еще сохраняет тонкость чувств и
почему-то стремится прослыть здесь, на фронте, образованным человеком. Что
в сущности это значит, он, конечно, и сам не знает, но из всего слышанного
им раньше у него крепко засело в голове слово "образованность", и он
цепляется за него как утопающий за соломинку. Впрочем, здесь у каждого
есть что-нибудь в этом роде: у одного - жена, у другого - торговлишка, у
третьего - сапоги, у Валентина Лагера - водка, а у Тьядена - желание еще
хоть раз в жизни наесться бобов с салом.
Козоле же при слове "образованность" сразу выходит из себя. Оно
каким-то образом ассоциируется у него с крахмальным воротничком, а этого
уже достаточно. Даже теперь оно оказывает свое действие. Не прерывая
храпа, он немногословно высказывается:
- Козел вонючий, чернильная душа!
Юпп философски, с сознанием собственного достоинства, покачивает
головой. Некоторое время мы сидим молча, тесно прижавшись друг к другу,
чтобы согреться. Ночь сырая и холодная, несутся тучи, и порой начинает
накрапывать. Тогда мы вытаскиваем из-под себя плащ-палатки, которые служат
нам обычно подстилкой, и укрываемся ими с головой.
Горизонт светлеет от вспышек артиллерийского огня. Свет радует глаз, и
кажется, там не так холодно, как здесь. Над орудийными зарницами
взвиваются ракеты, рассыпаясь пестрыми и серебряными цветами. Огромная
красная луна плывет в тумане над развалинами фермы.
- Это правда, что нас отпустят по домам? - шепчет Юпп. - Как ты
думаешь?
Я пожимаю плечами:
- Не знаю. Говорят...
Юпп громко вздыхает:
- Теплая комната, диван, а вечерком выходишь погулять... Просто и не
верится, что такое бывает. Верно, а?
- Когда я в последний раз был в отпуске, я примерял свой штатский
костюм, - задумчиво говорю я. - Я из него здорово вырос. Придется все шить
заново.
Как чудно звучат здесь слова: штатский костюм, диван, вечер... Странные
мысли приходят в голову... Точно черный кофе, который подчас слишком уж
сильно отдает жестью и ржавчиной; ты пьешь его, и давишься, и тебя тут же
рвет горячим.
Юпп мечтательно ковыряет в носу:
- Нет, ты подумай только: витрины... кафе... женщины...
- Эх, парен
|
