| 
 
 
 
 I
 
 Кай вдруг поймал себя на мысли, что уже целый год живет дома,  в  краю,
где прошла его юность, и среди людей, с которыми  вместе  рос.  Всякий  раз,
когда он возвращался сюда, он  находил  их  такими  же,  какими  оставил,  -
графиню Гест с ее пристрастием к лимонному печенью и  романтической  музыке,
седовласого господина фон Круа,  брата  и  сестру  Хольгерсен.  Только  юная
Барбара теперь уже не ребенок, как тогда.
 Все по-старому сидели  на  террасе  перед  господским  домом.  Двери  в
музыкальную гостиную были открыты - считалось, что музыка вкупе  с  осенними
впечатлениями настраивает на особый лад. Парк с увядающей листвой служил для
этого хорошим фоном. Тем теплее будет потом атмосфера за ужином -  умеренные
разглагольствования на тему бренности улучшают аппетит.
 Жизнь здесь шла спокойная и оседлая, в близости  к  земле,  подвластная
временам года и основанная на злободневных календарных  событиях,  -  важнее
было думать о севе и урожае, нежели о сердце. Один жил, как другой,  большой
разницы не было, здесь знали друг друга слишком давно, чтобы кто-то мог  еще
чем-нибудь удивить, а поэтому предпочитали встречаться на нейтральной  почве
разумных практических дел. Никто не роптал, что через  небольшие  промежутки
времени жизнь бесконечно повторяется,  и  никто  не  догадывался,  насколько
разлагает постоянное близкое  соседство,  порождая  вместо  живого  интереса
болтливую скуку.
 Ветер подолгу копошился и шумел в верхушках платанов и  порой  заглушал
музыку. За деревьями полыхали запоздалые зарницы.
 Кая охватило беспокойство, он внезапно почувствовал, что пока он  сидит
здесь, наполовину безучастный,  минуты  и  секунды  его  жизни  безвозвратно
утекают; где-то меж тем беззвучно катит поток Времени, загадочный и пугающий
в своем неудержимом призрачном скольжении,  безостановочный,  как  неумолимо
текущая из раны кровь.
 Он больше не мог это  вынести  -  под  каким-то  благовидным  предлогом
попрощался и пошел к конюшням, чтобы вывести свою лошадь и  поскакать  через
пустошь к себе домой.
 
 
 В теплом полумраке, где запах соломы смешивался  с  дыханием  животных,
между лошадьми лежала его собака - серо-голубой дог по кличке Фруте. Услышав
его шаги, она вскочила и с громким лаем решительно бросилась навстречу.
 Во дворе лай перешел в радостное повизгивание. Кай насторожился.
 В проеме двери стояла юная Барбара.
 - Мне тоже хочется, Кай, проехаться с вами, -  воскликнула  она,  -  уж
очень вечер подходящий. За пустошью все еще нависает гроза.
 Она прислонилась к деннику и смотрела на него. В темноте  конюшни  лицо
ее  оставалось  затененным,  едва  обрисовывались  рот   и   лоб   -   нечто
расплывчато-бледное и темное,  удивительно  манящее.  Слабый  свет  из  окон
отражался в ее глазах.
 Кай видел: что-то тянет ее отсюда,  но  она  и  сама  еще  об  этом  не
догадывается. Она последовала за ним, думая, будто хочет  просто  покататься
верхом, однако здесь было замешано нечто большее.
 В тесноте, между телами животных, между гладкой шкурой лошади и светлой
шерстью прижавшейся к нему собаки, среди стука переступающих  копыт,  тихого
сопенья и звяканья цепей, он взял ее за руки и проникновенно сказал:
 - Барбара, каждый раз, когда я уезжал и возвращался, я замечал, как  вы
подросли, и было так прекрасно увидеть вас снова.  Поверьте,  вы  не  должны
никуда отсюда уезжать, ваше место  здесь,  в  этом  господском  доме  с  его
платанами и липами, с лошадьми и собаками. Человек  должен  либо  вообще  не
уезжать, либо  вообще  не  возвращаться,  ведь  по  возвращении  никогда  не
находишь того, что оставил, и впадаешь в разлад с собой. Вы, Барбара, должны
оставаться здесь, среди этой тишины, чтобы  жить  самодостаточной  жизнью  и
исполнять ее нехитрые требования.
 Ее руки, которые он держал в своих, дрогнули. Она ничего  не  ответила.
Молчание между ними росло, сгущаясь в ожидание.
 Кай разбил его, не дав превратиться в нечто значительное:
 - Давайте, Барбара, оседлаем вашу кобылу...
 
 
 Они ехали  рядом.  За  парком  начинались  луга  и  пашни,  между  ними
приютилась деревня, дальше шла пустошь с березами, зарослями можжевельника и
руническими камнями. Горизонт был затянут тучами. Их темную завесу прорезали
извилистые жилы зарниц. Лошади вскинули  головы.  Ветер,  затаившийся  возле
леса, внезапно ворвался в тихий вечер.
 - Но вы ведь опять хотите уехать, Кай?
 - Не знаю, возможно. - Кай быстро пригнулся в седле и снова выпрямился.
- Возможно, Барбара.
 Они поскакали
 
 
 |