| 
 
 
 
 
 ГЛАВА 1
 Вы обычный человек, нормальный индивидуум. Вы живете обычной жизнью в обычном мире. И вдруг за один день, за несколько часов одного дня все вокруг вас рушится, расползается, как промокашка под дождем, и вы открываете, что шагнули прямо отсюда в бездонные черные глубины космоса, не имеющего ни начала, ни конца, ни одной знакомой истины - соломинки, за которую можно было бы зацепиться.
 Именно это и случилось с Нейлом Бэннингом. Ему исполнился тридцать один год, он работал коммивояжером нью-йоркского издателя, был здоров, хорошо сложен и доволен своей работой. Он ел три раза в день, был недоволен налогами и временами подумывал о женитьбе. Но все это было до его поездки в Гринвилль.
 Все получилось совершенно случайно. Деловая поездка по западному побережью, осознание того факта, что поезд всего в сотне миль от места, где прошло его детство, и внезапное сентиментальное решение. Три часа спустя ярким весенним днем Нейл Бэннинг вышел из вагона в маленьком городке штата Небраска.
 Он взглянул на голубую равнину неба с пятнышками облаков на ней, перевел взгляд на широкую сонную главную улицу и улыбнулся. Ничего не изменилось. Такие городки, как Гринвилль, неподвластны времени.
 Возле вокзала стояло одинокое такси. Водитель, скуластый молодой человек, с неописуемой кепкой на затылке, положил багаж Бэннинга в машину и спросил:
 - В отель «Эксельсиор», мистер? Это лучший.
 - Отвезите туда багаж. Я пройдусь пешком, - ответил Бэннинг.
 Молодой человек посмотрел на него:
 - В любом случае платите пятьдесят центов. Прогулка у вас выйдет длинная.
 Бэннинг заплатил водителю:
 - И все-таки я пойду пешком.
 - Деньги ваши, мистер, - пожал плечами водитель, и машина отъехала.
 Бэннинг зашагал по улице, а свежий ветер прерии трепал полы его пальто.
 Бакалейная лавка, дом лесозаготовительной компании, железоскобяные изделия старого Хортона, парикмахерская Дела Паркера. Тяжеловесный параллелепипед мэрии. На молочной закусочной появилась новая реклама - колоссальное изображение конусообразного стаканчика мороженого, а Хивэй-гараж стал больше: добавился участок, заполненный сельскохозяйственной техникой.
 Бэннинг шел медленно, растягивая время. Встречные смотрели на него с дружелюбным любопытством жителей Среднего Запада, и он сам вглядывался в их лица, но ни одно не показалось знакомым. Да, десять лет отсутствия - это много. Однако должен же встретиться хоть один знакомый, должен же хоть кто-то поприветствовать его в родном городе! Десять лет - это все-таки не так уж много.
 Он повернул направо у здания старого банка и пошел вниз по Холлинз-стрит. Два больших, редко застроенных квартала. Дом-то, во всяком случае, должен стоять по-прежнему.
 Дома не было.
 Бэннинг остановился, огляделся по сторонам. Все верно. То же самое место, и дома по обеим сторонам улицы точно такие, какими он запомнил их, но там, где должен был бы стоять дом его дяди, не было ничего, кроме заросшего сорняками пустыря.
 «Сгорел, - подумал он. - Или перенесли на другое место».
 Но сам с беспокойством чувствовал, что здесь что-то не так. Дом не так-то просто стереть с лица земли. Всегда что-нибудь остается: груда булыжника в том месте, где засыпан подвал, контуры фундамента, следы старых дорожек, деревья и цветочные клумбы.
 Здесь же ничего похожего - лишь заросший сорняками пустырь. Казалось, здесь никогда и не бывало ничего другого. Бэннинг огорчился - дом, в котором ты вырос, становится частью тебя самого, это центр вселенной твоего детства. Слишком много воспоминаний связано с ним, чтобы можно было легко смириться с потерей. Но кроме огорчения он чувствовал и недоумение, смешанное со странным беспокойством.
 «Грегги должны знать, - подумал он, направляясь к соседнему дому и поднимаясь по ступенькам крыльца. - Если только они все еще живут здесь».
 На стук из-за угла, с заднего дворика, вышел незнакомый старик, розовощекий веселый маленький гном, держащий в руках садовую мотыгу. Он был не прочь поговорить, но, похоже, совершенно не понимал вопросов Бэннинга. Продолжая покачивать головой, он наконец сказал:
 - Ты ошибся улицей, парень. Здесь поблизости никогда не жил никакой Джесс Бэннинг.
 - Это было десять лет назад, - объяснил Бэннинг. - Наверное, до вашего приезда сюда…
 Старик перестал улыбаться:
 - Послушай, я Мартин Уоллес. Я живу в этом доме сорок два года, спроси кого угодно. И я слыхом не слыхивал о каком-то Бэннинге. К тому же на этом пустыре никогда не было дома. Я-то уж знаю. Этот участок - мой.
 
 
 |