| 
 
 
 
 
 Посвящается Клер М. Смит с любовью и благодарностью.
 Понедельник, 21 декабря
 Глава 1
- Перчатки в крови.
 Она подняла руки и посмотрела на них - она смотрела сквозь них.
 Голос ее был мягким, но напряженным.
 - Кровь на его руках.
 Ее собственные руки были чисты и очень бледны.
 Ее муж подался вперед с заднего сиденья патрульной машины.
 - Мэри?
 Она не откликнулась.
 - Мэри, ты меня слышишь?
 - Да.
 - Чью кровь ты видишь?
 - Точно не знаю?
 - Кровь жертвы?
 - Нет. Дело в том... это его собственная кровь.
 - Убийцы?
 - Да.
 - У него на руках его собственная кровь?
 - Именно, - сказала она.
 - Он ранил себя?
 - Но не сильно.
 - Сейчас?
 - Не знаю.
 - Попробуй проникнуть внутрь него.
 - Я уже это сделала.
 - Проникни глубже.
 - Я не читаю мысли.
 - Знаю, дорогая. Но ты очень к тому близка.
 Испарина придала лицу Мэри Берген сходство с покрытыми керамической глазурью ликами алтарных святых. Ее гладкая кожа светилась в зеленом свете приборной панели. Темные глаза блестели, но взгляд был отсутствующий, пустой.
 Вдруг она наклонилась вперед и задрожала.
 Сидевший на месте водителя шеф полиции Харли Барнс обеспокоенно отодвинулся, вцепившись огромными руками в руль.
 - Он отсасывает рану, - произнесла она. - Отсасывает свою собственную кровь.
 После тридцати лет службы в полиции Барнс не предполагал, что его можно чем-то удивить или испугать. И вот всего за один вечер он не раз испытал удивление, не говоря уже о том, что сердце его учащенно колотилось от страха.
 Укрытые в тени деревьев улицы были знакомы ему так же хорошо, как контуры его собственного лица. Однако в этот вечер, под проливным дождем, они, казалось, таили какую-то угрозу. Скользя по мокрой дороге, зловеще скрежетали покрышки колес. С глухим шумом, подобно метроному, двигались дворники на ветровом стекле.
 Вид у женщины, сидевшей рядом с Барнсом, был совершенно отрешенный. Однако ее облик вызывал менее тревожное чувство, чем те перемены, которые, благодаря ее присутствию, произошли в патрульной машине. По мере того как она входила в транс, влажный воздух прояснялся все больше и больше. Барнс был уверен, что это ему не показалось. Привычный шум бури и звук движущейся машины перекрывались постоянно повторявшимся тихим бормотанием. Он чувствовал, что от этой женщины исходит радиация какой-то неописуемой силы. Барнс был здравомыслящим человеком и уж совсем не суеверным, однако никак не мог отделаться от этого чувства.
 Она наклонилась вперед, насколько позволял привязной ремень, затем обхватила себя руками и застонала, будто кто-то сделал ей больно.
 Макс Берген, приподнявшись с заднего сиденья, дотронулся до нее.
 Что-то тихо пробормотав, она несколько расслабилась.
 Его рука выглядела огромной на ее изящном плече. Он был высоким, грубосколоченным, с хорошо разработанными мускулами и резкими чертами лица. Ему было сорок, на десять лет больше, чем его жене. Более всего привлекали внимание его глаза - серые, холодные, лишенные малейшей искорки теплоты и юмора.
 Шеф полиции Барнс никогда не видел его улыбающимся. Было ясно, что Берген питал к Мэри сильные и сложные чувства, а к остальному миру не испытывал ничего, кроме презрения. Так по крайней мере казалось.
 - Поверните у ближайшего угла, - проговорила женщина.
 Барнс вежливо перебил ее:
 - Направо или налево?
 - Направо, - сказала она.
 По обе стороны улицы были расположены тридцатилетней давности дома, украшенные лепниной, главным образом в калифорнийско-испанском стиле. Желтый свет слабо мерцал за занавесками, задернутыми на окнах, чтобы укрыться от пронизывающего холода промозглого декабрьского вечера. Эта улица была намного темнее той, с которой они только что свернули. Уличные фонари стояли только по углам, а между ними заполняли пространство темно-лиловые тени, еще более сгустившиеся от дождя.
 
 
 |